Источниками наших сведений об Антонии Великом являются сообщения церковных историков Сократа, Созомена, Руфина, блаженного Иеронима и других, но главным из них является древнейшее греческое агиографическое произведение «Жизнь Антония», написанное около 365 г. одним из видных греческих писателей IV века отцом Церкви святителем Афанасием Александрийским. Это творение святителя Афанасия считается одним из лучших его писаний, шедевром аскетической и житийной литературы. Святитель Иоанн Златоуст говорит, что это житие нужно читать всем христианам.
«Повествование сие мало значительно в сравнении с Антониевыми добродетелями, — пишет святой Афанасий, — однако же и из сего заключайте, каков был Божий человек Антоний. С юных лет и до такого возраста соблюдавший равное усердие к подвижничеству, ни по старости не обольщавшийся дорогими снедями, ни по немощи тела своего не изменявший вида своей одежды, ни в чём однако же не потерпел он вреда, Глаза у него были здоровы и невредимы и видел он хорошо. Не выпало у него ни одного зуба, а только ослабли они в дёснах от преклонных лет старца. Здоров он был руками и ногами. А что всюду говорили о нём, все удивлялись ему, и даже не видавшие любили его — это служит доказательством его добродетели и Боголюбивой души».
Святой Антоний Великий, положивший начало уединенному пустынному подвижничеству, жизнью своей представляет идеал такого рода Богоугождения, и вместе путь, которым и всякая душа, если захочет, должна идти к возможному для нас на земле совершенству, которое подает христианство.
Творения Антония Великого "отца монашества". Хотя очень трудно говорить о точности атрибуции этих творений, они составляют одну из важнейших частей Предания.
"Поверхностное чтение не заметит в этих посланиях ничего особенного: от долгого обращения эти обороты, эти цитаты, этот словарь могут показаться знакомой стертой риторикой. Однако в словах Антония содержатся удивительные вещи, о которых в дальнейшей традиции, может быть, никогда не вспоминали с такой силой.
Одна из них – его постоянная мысль о познании себя как о познании божественного в себе, «бессмертного начала»; с этого, повторяет он многократно, начинается духовная жизнь. «Тот, кто познал себя, познал Бога». И поэтому «тот, кто может любить себя, любит всех». В дальнейшем о «познании себя» или «внимании себе» думали преимущественно как о распознавании и обличении в себе греховных движений. Антоний говорит и об этом, о «духе различения» и о необходимости видеть «свой позор» («Ибо тот, кто знает собственный позор, тот и стремится вновь к своей высокой чести; и кто знает свою смерть, знает и свою вечную жизнь») – но начинает с другого: с узнавания в себе первоначальной «умной сущности», «начала без конца», с необходимости «знать, что всякий грех и вина чужды природе нашей умной сущности». Тот, кто ее не узнал («не узнал себя»), и может утверждать еретические вещи (говорит он в связи с Арием) и совершать злые дела.
Другая удивительная мысль [...] Антония – это его «история церкви», которую он начинает с Ветхого Завета, с Авраама: история всех тех, кого влечет к Богу «закон, вложенный в наше сердце». Она выглядит как история исцеления человека, история освобождения («слово свободы») и всеобщей связи: «от ближнего наша погибель, и жизнь наша тоже от ближнего». В ней продолжают действовать и живые, и те, кто умер: «те, кто жнет, вместе с теми, кто сеет».